Siddhartha Gautama Buddha
Сиддхартха Гаутама Будда

Andy Lau
   
ПАНТЕОН
индуизм / буддизм

СПОСОБНОСТИ
Необычайно хорош в риторике: слова Йордена запоминаются, западают в душу и служат прекрасным материалом для медитации, даже если человек не очень в курсе, что занимается именно ей.
Необычнайно плох в словами через рот: несмотря на все усилия Йордена подбирать простые слова и говорить прямо, его слова хронически воспринимают через жепу.
Интуитивно знает направление на Ганг, хотя ни разу в жизни там не был; до просветления думал, что всегда помнит направление, куда смотрят окна кухни в доме родителей.
Легенда гласит, что достигший просветления овладевает также шестью высшими познаниями (см. Легендарные способности), но состояние просветления у Йордена крайне зыбкое, а легендарность пониженная. Не может опьянеть (с детства), по достижении просветления действительно помнит свои прошлые жизни и видит их у некоторых людей вокруг него. Пока не может совладать с ясновидением, не различает видения, сны и фантазию. В медитативном состоянии поднимается над землёй, но это не контролируемый полёт, а “опять отвлёкся и забыл договориться с гравитацией”. Телепатией не страдает.
    ✦   ✦   ✦     

ЛЕГЕНДА
Бытие Сиддхартхи Гаутамы овеяно преувеличениями, драматизмом и общей легендарностью (тм), и всё от неизбывного желания верующих сотворить себе кумира, возвеличить человека, принёсшего миру знание и следовать за героем, а не за простым человеком.
Что-что говорите, следовать за учением, а не за учителем? Простите, не слышу вас из-за блеска этих неебически огромных золотых статуй и собственной неспособности довольствоваться малым.

Путь к просветлению занимает не одну человеческую жизнь, и даже за сотню можно не дойти ни до чего хорошего. Легенда гласит, что человек, однажды родившийся Сиддхартхой Гаутамой, принял решение стремиться к просветлению и только к нему за многие сотни жизней, и пришёл к этому, когда поговорил с другим просветлённым и захотел достичь того же. Ага да, шок-контент с самого начала, тот, кого мы все называем Буддой, не был ни первым, ни вторым, ни даже двадцать пятым из просветлённых, он просто однажды не смог отказать Брахме. Но об этом чуть позже.

Многие жизни проводил будущий Будда на Земле. Бывал и человеком, и зверем, и нищим, и брахманом. Когда же наконец карма его очистилась, а душа обрела твёрдость и осознанность, он пришёл в этот мир в последний раз. Даром богов ему стала возможность выбрать, кем родиться, и Будда, не будь дурак, выбрал семью верховного правителя одного из множества царств Индостана. Проповедовать всё-таки гораздо удобнее, если у тебя есть некоторое априорное уважение, положенное высшей касте, не так ли?

Легенда гласит, что с самого рождения Будда творил чудеса, некоторые тексты даже утверждают, что сразу после своего рождения он встал, сделал семь шагов на север и сообщил окружающим, что он тут главный, и это его последнее рождение. Что уж там на месте было, теперь никто не расскажет, но мать его скончалась через несколько дней после его рождения.

Сиддхартха был долгожданным ребёнком, и двадцать девять лет жил он в абсолютном довольствии, окружённый роскошью, благополучием и иллюзией полного счастья. Здесь, конечно, промашечка вышла: куда уж тут достигать просветления и избавления от страданий, если и страданий как таковых вокруг нет. На помощь пришли тревожные сны из прошлых жизней: с детства Сиддхартха видел во снах человека, неустанно стремящегося достичь просветления ради блага всех существ, и пусть полного понимания Сиддху обрести никак не мог, он как минимум понимал, что для начала нужно увидеть что-то за пределами дворцов.

Легенда утверждает, что Сиддхартха выбрался из царской резиденции и увидел то, что позже назовут четырьмя легендарными зрелищами, но на деле было всего лишь неотъемлемой частью жизни: нищего старика, больного человека, уже разлагающийся труп и аскета-отшельника. И так глубоко было потрясение Сиддху от страданий мира, что в свои дворцы он возвращаться отказался, оставил жену, сына и титул наследника и ушёл постигать страдания мира.

Шесть лет он бродил по стране. Он просил милостыню, но его узнавали, предлагали богатства и титулы, он отказывался и уходил в монастыри постигать практики, его уговаривали остаться, он уходил с отшельниками аскетствовать, там хоть никто не трогал. К концу шестого года ему пришло неожиданное озарение: если усиленно и неизбывно страдать, просветление не случится. Думается на грани смерти паршиво, мысли путаются, взгляд затуманен, боль лишь отвлекает. Тогда он стал переосмыслять свой путь и, погрузившись в транс, наконец достиг состояния глубокой сосредоточенности. Он спустился в деревню, поел и сел медитировать. Легенда утверждает, что на сорок девять дней. Ну, после стольких лет это, видимо, уже не считалось самоистязанием. И наконец, по истечении этих сорока девяти дней, ровнёхонько в тридцать шестой день рождения Сиддхартхи, опыт прошлых и этой жизней, сосредоточенные размышления и ясность стремлений открыли ему истину о просветлении. Он осознал страдания людей и увидел путь, ведущий к избавлению от них, но также понял, что люди в естественной своей жизни так далеки от этого пути, что нет никакой надежды, что они вдруг изменятся и ступят на праведный путь. Сиддхартха хотел того же, что и предыдущие двадцать семь просветлённых – покоя, к которому наконец пришёл, но Брахма, бог-создатель, заступился за людей и уговорил Сиддху поделиться своим знанием с миром.

Так Сиддхартха стал двадцать восьмым Буддой и первым, кто вернулся к людям и рассказал о пути к просветлению. Он поведал о природе страданий и о том, как вырваться из бесконечного цикла рождений и смертей, он проповедовал сорок четыре года. В восемьдесят он почувствовал, что дольше оставаться среди смертных не получится, убедился, что у его учеников не осталось вопросов; согласно легенде, после своего последнего ужина он принял облик старца и покинул мир, ушёл за пределы понимания живущих в сансаре. В нирване пребывал бы и теперь, да вот опять неймётся великим богам. Но это, как вы понимаете, уже не совсем его история.

легендарные способности
Старение Будды остановилось, когда он достиг просветления.
В чудотворчестве в привычном понимании этого слова не замечен, не исцелял, не призывал ангелов, не сношал зверей, не рожал от тыквы (а вы почитайте мифы Древней Индии, ага). Обладал “сверхъестественными” способностями, так называемыми шестью высшыми познаниями, которых достиг силой ума. К ним относятся: психические силы (от проекции своего тела до полётов и невидимости), ясновидение, телепатия, способность помнить свои прошлые жизни и видеть их в других, а также нейтрализация всех отравляющих ум веществ.

человеческие имя, фамилия
Jorden “Joe” Norbu | Йорден “Джо" Норбу
дата рождения, возраст
17 мая 1973, 48 лет

место проживания
США, Лос-Анджелес

занятость
режиссёр, в свободное от работы время прокладывает дорогу к реке

    ✦   ✦   ✦     

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ ЖИЗНИ ДО ЕДИНЕНИЯ
Отец Йордена любил повторять: вот дед твой всю жизнь гонял караваны с солью через горы, а бабка только и делала, что валяла одеяла да кормила-чистила яков. Наверное, это должно было быть Йордену назиданием, мол, смотри, как далеко мы ушли по жизни, как много работали, вот и ты работай, и ценить нас не забывай. Йорден особо не спорил, хотя на картинки с изображением Тибета и горных деревень его народа смотрел больше с восторгом, чем с ужасом человека, избежавшего такой жизни.
Йорден в целом с родителями не воевал. Не спрашивал у матери, не жалеет ли она, что когда-то оставила тибетскую деревню и вышла замуж за паломника из Лхасы, не перечил отцу, что без их брака мама бы никогда не оказалась в Штатах. Он знал, что отец действительно приложил много усилий, чтобы уехать из Тибета и состояться на Западе, и не видел особого смысла в том, чтобы ещё больше усложнять его жизнь вопросами и неповиновением. В конце концов, не так много Карма и требовал, всего-то учиться прилежно и выбрать любую профессию, с которой можно устроиться в Офис Тибета в США, ну была вот у человека мечта. Йорден не был против, социальные науки всегда давались ему легко и вызывали интерес, а страдания тибетцев, где-то там в далёкой Азии угнетаемых Китаем, вполне выглядели как достойная область применения себя и своих талантов.

Проблемы начались уже позже, когда Йорден, проходящий летнюю практику, почти случайно подписался помочь какой-то съёмочной группе подготовить документальный фильм о Тибете, а потом и полетел с ними то ли переводчиком, то ли консультантом, то ли принеси-подай-придумаем.

Поездка в Тибет изменила Йордена больше, чем он осознал поначалу.

Просто… Пожалуй, многие вещи, которые Йорден раньше предпочитал не замечать или считал частью своеобразной нормы его жизни, больше не казались ему такими уж незначительными. Просто одно дело слушать рассказы родителей, но совсем другое – увидеть жизнь тибетцев своими глазами. Просто совсем иначе ощущаются слова о четырёх благородных истинах, когда их читаешь в книге или слышишь от человека, который, как тот самый дед, всю жизнь водит караваны через горы. И да, в его словах нет той поэтики, над которой поработали авторы книг на английском, но он дышит тем, о чём говорит; он живёт так, что говорить ничего и не нужно.
Сансара, восьмиричный путь, три великих драгоценности – всё, что раньше казалось Йордену больше частью национального колорита и исторических особенностей, красивыми словами из народных легенд, теперь виделось сутью человеческих жизней. Йорден кое-как справлялся со своими обязанностями на площадке, всё больше времени проводя с местным ламой. За три месяца съёмок тот не открыл ему всех истин мира, но научил главному: разнице между чтением слов Будды и медитацией над ними. То, что тибетцам, в том числе и родителям Йордена, было естественным и не нуждалось в объяснении, Йордену, которого учили читать в Вашингтоне и большую часть жизни для простоты называли Джо, казалось откровением.

Он впервые задумался, что его детские сны действительно не были просто снами, что легенды о прошлых жизнях – не просто легенды, что воспоминания и наставления от него самого приходили в его жизнь с этими снами.
Йорден помнил, как в каких-то горах, которые теперь казались теми самыми, что он видел каждое утро (простите ему, городскому ребёнку все горы кажутся одинаковыми), разговаривал с человеком, мудрость и простота которого ошеломила его до глубины души. Йорден помнил, как истязал себя и осознавал, что нет истины в бесконечных страданиях.
Достичь просветления ради блага всех существ, - фраза наконец перестала быть просто изречением Будды, сотню раз прочитанным в разных книжках. Йорден чувствовал, что действительно этого хочет.

Он вернулся домой окрылённый, отмахнулся от отцовских вопросов о магистратуре, перешёл на полную ставку в Офис Тибета и всё ждал, когда же выйдет фильм, который они всё-таки досняли в горах. Ему не терпелось увидеть глубину тибетской жизни, которую он разглядел в людях, показать друзьям, поделиться этим своим открытием и состоянием ума, в которое его привела поездка.
Фильм вышел и оказался настолько пустым и бестолковым, что Йорден провёл где-то между отрицанием, торгом и гневом несколько недель. А потом подал документы на все курсы режиссёрского мастерства, которые нашёл в Интернете.

Так его и приняли, ага. Неожиданно оказалось, что тибетская семья – не преимущество нигде, кроме Офиса Тибета, и уж точно киноиндустрия к таким поворотам не благослонна. Родители, конечно, выбирали имя похожим на американское, чтобы сын не страдал так, как они с десятисложными именами, но и Сэмом Джонсом он всё равно не стал. Да и какие режиссёрские курсы человеку с дипломом в Human Sciences и отсутствием какой-либо связи с киноиндустрией?
Джо с небывалым для него упорством искал подработки хоть помощником помощника оператора, хоть разносчиком кофе в бэкстейдже, и эту самую связь с индустрией себе нарабатывал. К своему пути учился относиться с пониманием и уважением; коллеги, конечно, не особенно помогали, но чем дальше, тем проще было воспринимать их очередным испытанием на пути к истине. Времени погружаться в длительную медитацию “по всем правилам” не оставалось, но в какой-то момент Йорден понял, что можно и без этого. Да, сложнее, да, медленнее, но думать о сутрах, изречениях, чувствах “фоном” всё равно помогало собрать в голове более чёткое видение того, что годами запоминалось, но не вызывало отклика.
В высшую школу кино и телевидения Йорден попал через три года, и была она совсем не в Вашингтоне, но ему к тому времени было совершенно всё равно. Родители, отошедшие от шока, с поистине тибетским смирением выслушали продуманную речь сына о том, что теперь это его путь, и отпустили с миром. Новая жизнь в глубоких гребенях Кливленда, Огайо, встретила Йордена приветливым пинком под зад.
Бакалавриат в кинопроизводстве закончился для Йордена здоровенным учебным кредитом, парой стоящих контактов и тонной ироничных “да куда тебе в режиссёры, мальчик, максимум диалоги прописывать будешь, сиди в своём монтаже и не выёживайся”. Йорден сарказм и чужое неверие принимал со спокойствием и пониманием, но в себе не сомневался: ему есть, что сказать миру. И он скажет, и ему вот совсем не важно, какой там у фильма будет сюжет.
И не важно, что киноиндустрия, вообще-то, так не работает.

Свой первый фильм он лепил буквально на коленке, монтировал только что не скотчем и кухонным ножом, в качестве саундтрека записал пару минут тибетского горлового пения. На грант всё того же Офиса Тибета в США арендовал технику и что-то заплатил актёрам. Фильм не то чтобы не зашёл широкой публике, никакая широкая публика его вообще не увидела. Неформат, азиатская специфика, идея, не лежащая на поверхности, ещё и никаких спецэффектов, да что это и кому это.

Сценарий какого-то Саймона Редфилда попался ему после ещё двух документальных фильмов о Тибете, буддизме и несвободе, которыми в целом были довольны разве что сами тибетцы, но делу вечной борьбы за независимость всё это никак не помогало, - во всяком случае, тогда.
Простая история, люди, потерявшиеся в своей жизни – Йорден мгновенно увидел то, ради чего вообще связался с киноиндустрией. Выход из тупика, в котором оказались герои, в учении Будды был написан только что не чёрным по белому. Списались, обсудили, что-то поправили, - как и пророчили преподаватели, Йорден в основном переписывал диалоги, - и пустили в производство.
Может, помогло то, что в этот раз на площадке они с Саймоном были единственными с ярко выраженными азиатскими чертами лица. Может, наличие наконец-то сценария, приближенного к действительности и никак, блин, не связанного с Тибетом. Может, они просто так удачно совпали, что безудержный креатив Саймона, направляемый спокойным и всегда помнящим о глобальных целях и идеях Джо, удачно сложились в правильный баланс феерии и осмысленности.
Это всё ещё не было хорошим фильмом, но за следующие ленты им хотя бы не приходилось платить обещаниями, очердеными займами и собственными задницами (и вовсе не так, как в предыдущих фильмах Саймона).

Изучение кинематографа как основного предмета дало Йордену гораздо больше в плане понимания людей в целом, чем бакалавриат в human sciences. Он теперь видел их проблемы в объективе, мог наблюдать культурный срез поколений, одного за другим, слышать голоса пророков разных лет, задающих вопросы и иногда даже находящих ответы. Он видел судьбы: люди разбивали себя страданиями, разламывали на крупицы и растворялись; люди отворачивались от чужих и своих бед и совсем не становились счастливее; люди впадали в крайности и выбирали простые пути, близкие их сердцу, не стараясь даже прислушаться и проверить – а действительно ли близкие?

Новые ленты, вдохновение на которые черпались то в родном им обоим индуизме, то в каких-то случайных вообще историях посетителей, то в близкой им обоим тематике божественных пришествий (где Саймон нёс в мир сказки из детства, там Йорден всё искал и искал способ выразить наконец своё восхищение от знакомства с людьми, живущими своей религией и своим учением, по-настоящему близкие к богу в пантеоне, где бога-создателя нет вообще), получались всё лучше, особенно когда их команда расширилась и таки пробила стеклянные потолки на подступах к Голливуду. Меньше мыслей о финансировании и квартплате – больше о словах, которые Йорден хотел бы заложить в головы зрителей. Йорден искал их в себе всё той же медитацией на ту или иную сущность, идею или концепцию.
Кто бы мог подумать, что таких вот сознательных и усердных путешествий в самое себя окажется достаточно.
Или нет. 

Они как раз взяли перерыв на месяц-другой – Саймон в очередной раз уехал помочь матери с бизнесом, а Йорден чувствовал, что ему нужно немного покоя и тишины, чтобы разобраться с туманом в голове. Джо хотел было полететь в Тибет, но в Лхасе не стихали демонстрации, и он просто не решился.
Остался в своей комнатке, чтобы спокойно вспомнить своё прошлое путешествие; задумался о том, как тогда оно изменило его жизнь, как изменился и его путь, каким стал и к чему привёл. В очередной раз открыл сутры и Слово Будды, принял простое решение в этот импровизированный отпуск медитировать о пустоте.
Нашёл эту пустоту в самом себе; пустоту там, где должна быть истина, тишину там, где должен быть покой.

Через двадцать один день, прошествие которых Йорден как-то совершенно не заметил, тишина ответила тихим голосом бога.

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ ЖИЗНИ ПОСЛЕ ЕДИНЕНИЯ

Просветление не принесло Йордену ни покоя, ни осознания истины. Это и просветлением-то назвать оказалось нельзя, слишком краток был миг единения с знанием мира.

Ты думаешь, что научился не держаться за себя как что-то постоянное, а потом оказывается, что ты и собой не был. Что воспоминания, которые ты по наивности в какой-то момент счёл воспоминаниями о прошлых жизнях – вовсе не твои, это не твоя душа прошла сотню кругов в сансаре, чтобы преисполниться стремлением к просветлению. Что мысли и слова, которые ты привык считать своими, запросто могли идти от спящего в твоём сознании бога.

Йорден спрашивал Сиддхартху, искал совета, но получал лишь призыв искать ответы в себе, чтобы разорвать этот круг сомнений.
В мучительных поисках себя, попытках сначала отделить свой опыт от спящего бога, а потом проработать обретённое знание и заново отпустить себя как концепт и обрести спокойствие в этом новом для него мире, Йорден провёл ещё два года. Два года, в которые нужно было работать, продолжать нести миру идеи.
Признаться друзьям, что он не просто увлечённый буддист, способный найти в своём учении истину, которую можно заложить в фильм и получить нечто большее, чем очередная жвачка для глаз зрителя, а носитель просветлённого сознания в шаге от собственной, простите, божественности, было сложно;
ещё сложнее оказалось принять необходимость открыть свою природу хотя бы Ордену Нищенствующих Монахов, который, к изумлению Сидхартры, существовал и в двадцать первом веке.
Он не делал никаких публичных заявлений, но силами Ордена через какое-то время вся верхушка мирового буддизма узнала о его пришествии; ради безопасности и всеобщего спокойствия от широких масс явление держалось в тайне. Орден всего лишь мягко продвигал некоторые ленты Йордена и устраивал ему редкие встречи с ламами.

Зато теперь его действительно слушали.

Решиться на новые фильмы, которые теперь некоторыми воспринимались как проповеди, тоже было непросто, но Йорден знал, что должен говорить, должен хотя бы попробовать принести Дхарму миру. После нескольких лет метаний и рефлексии он наконец вновь преисполнился сострадания ко всем существам этого мира.

Истории и легенды работали многие века, и почти две тысячи лет помогали книги, но в этом новом цифровом времени их учение вышло на новый уровень диалога со слушателем.

Одно радует: и Йорден, и его друзья, оказавшиеся богами, слишком стары для ненавязчивых проповедей в Тик-Токе.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ

- Возвращение Будды в мир смертных стало спланированной акцией демиурга всея Шамбалы. Выбор сильной души, способной к просветлению и в перспективе к проповеди, занял достаточно много времени, но Йордена, ребёнка тибетцев, рождённого в Штатах, всё же сочли подходящим. Чтобы максимально не мешать Йордену пройти свой путь к просветлению, Будда погрузился в транс и долгие годы никак не давал о себе знать, кроме редких снов и одной-единственной способности очищать разум от всевозможных ядов, слишком уж велика ясность его сознания.
- Неспособность опьянеть Йорден обнаружил в семнадцать, считал особенностью организма, но в целом никогда об этом не сожалел, а необходимость быть трезвым водителем и наблюдателем воспринимал, конечно же, как очередное испытание на пути к истине.
- Впервые встретился с Буддой в 2016, два года приходил в себя и готовился открыться Ордену, с 2018 вынужден совмещать работу режиссёра и редкие проповеди.
- С Далай-ламой встречался трижды, мило поговорили о некоторых прошлых Далай-ламах, инкарнацией которых является нынешний, вместе придумывают, как сохранить баланс между безопасностью и эффективностью нового просветлённого.
- Понимает, что однажды должен будет прийти к демиургам окрестных миров и проповедовать путь ненасилия в грядущей битве с Древними, но говорит себе, что прежде должен разобраться с даром предвидения.
- Не способен лгать без вреда для своего умственного состояния, это противоречит его пути к истине. Учится недоговаривать.

связь с вами
tlg @mnogoslov_1

планы на игру
При случае готов вписаться в сюжет, но не стремлюсь к этому, мне и в углу посидеть нормально. А так – снимаем фильмы с философской идеей, чтобы хоть кто-то, блин, задумался, разносим сильное независимое кино на троих, с остальным по настроению. Буду искать золотую середину и возвращаться к состоянию просветления, вести страждущих к реке, нести этому миру понимание, сострадание и здоровое “по сути похуй”, кому что поможет.

Пример поста

Когда в жизни Питера неожиданно появилась Арка, он, как взрослый, сильный и независимый мужчина, с проблемой справился на одиннадцать из десяти: сделал, что должен, после чего свалился в уютное отрицание. Арка оказалась достаточно сговорчивым божеством, в жизнь Питера особо не лезла, захватывать контроль над бренным телом не рвалась, собственные воспоминания в кошмары Питера приносила будто бы нехотя, не специально совершенно - так просто получалось, невозможно же дочери титана и океаниды совсем себя погасить. Так что Питер добавил в постоянный список покупок заживляющие мази, завёл привычку стричь и подпиливать ногти каждый вечер, заложил пару лишних часов на сон, чтобы не издохнуть случайно от недосыпа, ну и... всё, наверное. Взял в библиотеке томик мифов древней Греции, быстро убедился, что Арка отсутствует даже в именных указателях, и стал лениво почитывать легенды, иногда мысленно обращаясь к Арке с простым "они у вас там все такие поехавшие?.." Арка грустно отзывалась - да пёс его знает, но я бы не удивилась.
Так и жили, и Питер каждый раз, когда в новостях рассказывали об очередном бурном и травматичном осознании, тихо радовался тому, какая спокойная богиня ему досталась. Никакими способностями он не пользовался, в окружающих его людях богов чувствовать не начал. Как психолог, конечно, догадывался, что Арка просто приходит в себя после вечности в Тартаре, и однажды она оклемается достаточно, чтобы захотеть большего от жизни, но до тех пор не собирался ничего предпринимать.

Внезапной одержимости Дэрила Скандинавией Питер не особенно-то удивился, их мальчишка всегда загорался чем-то неожиданным и вцеплялся намертво, но слишком свежи были воспоминания о его собственной ниоткуда взявшейся безудержной тяги к Греции, чтобы он... ну, не насторожился. Со своей привычкой к отрицанию быстро договорился, что "этого не происходит, пока оно не произойдёт на самом деле", но в аэропорте не удержался, взял с полки книжного мелкий томик "Скандинавских богов" Геймана.
Ну просто на всякий случай.
Книжка оказалась сущей бессмыслицей, пересказы мифов для пятилеток вызвали только раздражение у привыкшего к содержательной литературе Питера, но, к своему стыду, о северных богах Харгроув не знал даже изложенного в этом сборнике.
Когда Дэрил обернулся говорящим вороном, Питер понял, что придётся ему взять в библиотеке университета что-то посерьёзнее.
И в тот же день Питер впервые по-настоящему порадовался, что осознание ему довелось пережить раньше, чем Дэрилу. Конечно, ему не пришлось обращаться в бескрылую узницу и проклинать Зевса на улицах Тессалоников, спасибо большое, но он мог по-настоящему понять, что происходит с сыном. Так что... ну, погуглил, как спят вороны, перед сном послушал, как Фелисити читает вслух статью из Википедии о воронах Одина, при каждом удобном и неудобном случае повторял сыну, что всё в порядке, что это скоро пройдёт, что он дома, в безопасности и огромный молодец, что держится в сознании.
Фелисити даже предложила зажечь-таки свечки на деньрожденьевском торте, чтобы ворон мог их хотя бы клюнуть.

Питер на самом деле восхищался тем, как его сын удерживал в голове и Дэрила, и Хугина; как он успел понять за долгую ночь в сети, вороны Одина были существами куда более значительными, чем его Арка, да и воспоминаний у этих наблюдателей должно было быть не в пример больше, чем однообразные кошмары о Тартаре. И когда на него самого находила паника - а что если Хугин окажется сильнее, что если его мальчишка потеряется в сознании легендарного ворона, что если они потеряют Дэрила, - Питер самому себе повторял те же мантры, что и сыну: всё в порядке, осознание скоро пройдёт, Дэрил вернулся домой, даже будучи Хугином, Дэрил помнит их и стремится к ним.
Всё будет хорошо.

Возвращение в Вашингтон помогло: Дэрил снова обернулся человеком, привычная рутина подхватила, и верить, что всё наладится, стало значительно проще. Питер вернулся к своим студентам, принёс домой томики Младшей и Старшей Эдды и потихоньку погружался в атмосферу нордических мифов; виной тому детство в Канаде или нет, но эти легенды казались ему куда менее безумными, чем греческие.
Может, они смогут со всем этим жить; если и не как прежде, то спокойно, хорошо и вместе.

Дэрил встретил его в дверях, и Питер почувствовал, как его немного отпустило напряжение, которое он до этого даже не замечал. После осознания ему гораздо тяжелее было справляться со страхами, пока он не видел сына; он старался не думать, была это его собственная давно забытая паника приёмного родителя, что мальчик откажется быть частью семьи, забудет их при первой возможности и уйдёт, или воспоминания Арки о том, как никто из её семьи никогда не приходил к ней в Тартар.
- Хэй, не глупи, мы всегда тебе рады, - перебил он неловкие извинения сына. - Ты, конечно, взрослый и самостоятельный, но этот дом - всегда твой дом.
Конечно, ведь они говорят о взрослении, а вовсе не о новой сущности, которой мог бы обернуться Дэрил.
Питер скинул пиджак и ботинки - Арка на дух не переносила летнюю обувь, и на эти жертвы Питер, прочитав тот самый единственный дошедший до двадцать первого века миф, пошёл без особых сожалений, - и прошёл в квартиру, чтобы бросить на комод сумку и стопку принесённых книг. Только после слов сына он наконец обратил внимание на альбом, который Дэрил крутил в руках.
- Ну, а как же иначе. Наша жизнь до твоего появления, знаешь ли, была достаточно однообразной. Когда ты появился, нам хотелось запомнить каждое новое мгновение, - Питер вспоминал те времена с улыбкой, и сейчас удержаться от неё не смог тоже. - Что, решил освежить те дни в памяти? - вопрос был беззлобным и вполне обычным, но только озвучив его, Питер подумал, не было ли это вопиющим вторжением в неприлично обогатившийся внутренний мир сына.
Впрочем, в одном он не сомневался: если Дэрил готов, то говорить об этом лучше, чем не говорить. А настаивать ни он, ни Фелисити никогда не станут, уж это сын за восемнадцать лет узнал наверняка.