Margarita Koroleva
Маргарита Королёва

Deva Cassel
   
СТОРОНА
жрица Хастура

СПОСОБНОСТИ
игры разума: её внешность, голос, повадки легко забываются, она без труда теряется в толпе, камеры наблюдения будто не могут на ней толком сосредоточиться. Но, если сама захочет, она может повлиять на чьё-то решение, заставить рассказать что-то или сделать, а потом это забудется. На неподготовленную психику смертных действует безотказно, с богами не работает.

дата рождения, возраст
19.11.2003, 17 лет

место проживания
Карсон-Сити, штат Невада, США

занятость
мигрант, профессиональная бездельница, угроза для всего мира

У Риты нет воспоминаний о матери. В её жизни с самого начала был папа Витя и Тёма, который бы вроде и брат, а вроде бы маленький взрослый. Она не помнит на вкус ни смесь, ни формулу, но может поклясться, что именно они словно на язык попадают, стоит об этом хоть немного задуматься. Это сейчас ей всё равно. В детстве этот вопрос казался очень важным. И странным. В детсаду были те, у кого не было отцов, но чтобы не было матери? Маргарита этого не понимала.

«А где моя мама?» — она смотрит на Тёму большими глазами, держась маленькой ручкой за край его штанины. Ей всего два, Артёму уже шестнадцать. Брат, а почти как дядя. Серьёзный вот точно как взрослый.
«Она далеко,» — пожимает он плечами, — «Её нет с нами».
Как будто у мам бывают командировки.

Тёма был для неё всем. Папа Витя, конечно, был очень к ней добр и любил сильно, мог даже подарить что-нибудь вроде беби борна, но с ним никогда не было такой крепкой связи, какая была с Артёмом. Мелкой Рита только и делала, что ходила за братом хвостом. Не хотела уходить в детский сад, если он оставался по какой-то причине дома. Всё время просилась взять с собой, даже в школу, если что-то не получалось, то шла к нему. Она врала детям, конечно, что есть у неё мама, с которой они друг другу делают косметику и завивают волосы, но с годами нужда в материнской опеке как-то подостыла на фоне привязанности и щенячьей к Тёме любви. Тем более что тогда же появилась Анжела, папина жена. Хорошая тётя. Она пыталась занять пустующую роль и даже просила обращаться к ней «мама». Не всегда выходило.
А потом Тёму забрали в армию.

«Девочка, милая, хорошая моя, ты не потерялась?» — морщинистое лицо бабушки не вызывает доверия, как и голос сюсюкающий. Она вообще-то не маленькая. Ей уже целых четыре.
«Нет,» — врёт, взглядом обводя двор-колодец, лишь бы долго не смотреть в глаза старушке, — «Я иду, куда мне нужно. А мне нужно… В военкомат. Вы же знаете тут военкомат, бабушка?».
«Конечно, золотце моё. Сейчас, я только позвоню и тебя сразу туда отвезут».
Звучит неправдоподобно. Но у Маргариты Викторовны так устали ноги, что она готова найти в себе немного веры.

Рита стала капризная. Периодически вредничала. Переставала, когда папа или Анжела звонили Тёме, передавали трубку, а тот устраивал нагоняй. Авторитет его был значительно выше родительского, Артёма даже в голову не приходило ослушиваться. Она безумно скучала и первое время много плакала. Очень быстро научилась читать хорошо, по его письмам. Потом, когда Тёма вернулся через несколько лет, она снова стала к нему приставать со своим вниманием, но уже немного иначе. Копировала его повадки. Цепляла словечки. Повторяла жесты. Не то чтобы осознанно, а просто вот от особенного отношения.

Папа и Анжела выбор Тёмы в карьере одобрили. Маргарита не очень-то его понимала. Чтобы пацан из двора и ментом — разве нормально? Что сам он говорил о них пару лет назад? Какие выбирал для этого слова? Сначала это расхождение не очень-то её мучило, были дела поважнее, математику там подтянуть, списать на английском. Но затем подкрался незаметно переходный возраст и многое в нерушимой фигуре Тёмы стало вызывать вопросы. Вот он честный мент или мусор позорный? С кем он водится? Зачем вообще ушёл в полицию? Почему вообще не откосил от армии? Разве не понимал, как на неё это повлияет? Как она скучала? Он вообще ей брат или кто? Хотела бы она такого парня?.. Много важных вопросов, обо всех говорить неловко, вместе с упоминанием дёргания за косички и проблем в женской уборной. Может, она и хотела бы чем-то поделиться, даже в тот злосчастный вечер на кухне его честно купленной квартиры.
Только вот Тёму приняли.

«Напиши ему хоть пару словечек,» — выдыхает тяжело Виктор. А смысл? Чтобы он думал, что она его простила? Так ведь не простила. Пусть ему пишут те, с кем там в тюрьме торчит. Или со службы ублюдки, которые оказались семьи важнее. Важнее…
«Не буду».
Потому что и так ведь пишет. Просто духа не хватает отправить.

Её метало. Из одной крайности в другую. Для домашних Маргарита была почти что невыносимой. Что для младших детей папы Вити и Анжелы, что для самих родителей. Огрызалась, не ладила, пропадала из дома. Запиралась в братской квартире и слала всех на три весёлых буквы. В один прекрасный день нервы Анжелы не выдержали и она в пылу гнева поделилась любопытным фактом Риткиной биографии.
Виктор, оказывается, не папа, а дядя. Родная мать от неё отказалась. Отца и у неё и не было. И даже Тёма ей не родной, сводный. Тоже к дяде Вите не имеющий по крови никакого отношения.

Маргарита была разбита. Такого насыщенного, тёмного одиночества, такой горечи, обиды, чувства оставленности и бессилия не было у неё никогда. Словно не нужна она никому в этом мире. И не может с этим ничего поделать. Единственный, кто реально с ней был хоть чем-то связан, гнил на нарах. И тот ей врал. Все эти годы, прямо в лицо. А ведь она хотела к нему приехать. Навестить в чёртовом его Сургуте или в какую там жопу отправили его мотать срок. Вместо этого Рита отыскала биологическую мать. Зачем-то. Хоть дядя Витя и не очень одобрительно отнёсся к этой идее.

У матери оказалась своя семья, свои заботы. Ей совершенно не нужна была дочь. Об этом, конечно, можно было догадаться хотя бы потому, что за все эти годы женщина не пыталась с ней связаться, но Маргарита захотела в этом убедиться лично. Сделать себе больнее. Из этой тупой поездки в Колпино, впрочем, вышел какой-то толк. Она упомянула вскользь отца Риты, хотя той показалось сначала, что женщина просто так извращённо посылает родную кровинку. Ради интереса и от того, что терять уже особенно нечего, девушка полезла в интернет.
И нашла там действительно отца своего. Всамомделишного американца.

Мужчина, в отличие от биологической матери, проявил самый настоящий интерес. Сначала переписывался активно, а затем вовсе стал звать к себе. Сначала идея казалась абсурдной, но вскоре Маргарита перестала находить причины для того, чтобы отказаться. И рванула. Не от большой любви к папочке, а просто. Попытаться. Хоть куда-то да ткнуться. Впрочем, мистер Чапмен не подвёл Маргариты ожиданий и оказался мудаком. Не нарочно, но так. Ему в принципе было всё равно, чем занимается дочка, ему неловко было общаться с ней и особенно наладить контакт он не стремился. Вероятно, мужчине просто понравилась идея, что у него теперь будет ребёнок, которому даже не нужно подгузники менять или погружать в половое воспитание. Ведь всё это уже сделано.
Тёмой.

Она снова взяла в привычку писать Тёме в стол. О том, как здесь ей некомфортно. Что живёт её папа в какой-то дыре, что учиться тут негде и нужно ездить непонятно куда в языковую школу, которая даже набора не ведёт в это время года. Что ей нечем заняться и что, если честно, она налажала. И хочет к нему. Но ведь это всё слабость. А Маргарита, Викторовна или нет, сильная женщина. И независимая. От карманных денек папы Сэма и от тёплых слов Тёмы. Она вовсе не скучает, она знает, чего хочет. Она станет такой, что все эти люди в её жизни обосрутся. Что не ценили её нормально. Что оставили так, кто к чужой семье, кто в тюрьму. И она не будет зависеть от каких-то там привязанностей и прочих уз.

С такими мыслями Рита подалась в модельное агентство. То оказалось кидаловом и ей пришлось подрабатывать в забегаловке, чтобы покрыть долги в тайне от мистера Сэма. Потом она нацелилась на курсы инстаграм-блогеров, ведь мигрантке недоступно никак было платное высшее штатов, но и там прогорела. Королёва искала разные методы хоть как-то сделать себе имя, найти хоть какую-то нишу. В итоге её занесло в странную компанию. Которая угорала по Лавкрафту и хотела кого-то там призвать. Почему бы и не поучаствовать? Не то чтобы у неё много дел.

Ужас. Касается затылка, идёт ниже, вдоль позвоночника. К горлу подступает, жжёт изнутри. Глаза её слепы, закрыты, зажаты руками, но она всё ещё видит. Будто картинка отпечаталась на той стороне век. Это крики? Или ей кажется. Она жива? Или всё это чья-то игра.
Ей чудится прикосновение. Из последних сил она мотает головой, сжимает кулаки, чтобы заглянуть. Раскрыть глаза широко. Из упрямства, из желания жить, сделать хоть что-то.
«Недурно».
Картинка отступает. Рита в подвале. Кеды задевают край бывшего макзавтрака. Напротив неё человек. Вокруг — никого. Остальные… Разбежались?

Она вошла в церковь Невыразимого смеха ради. Задержалась из страха. Осталась благодаря интересу. Стала двигаться вверх по рангам — из корыстных побуждений. И веры. Король в жёлтом не желает зла человечеству. Он мудр, он благодушен к тем, кто умеет слушать. Он испытывает кошмарами и видениями, он обещает верным место подле себя после раздела этого мира. Что же в этом плохого? Разве то, как устроено всё теперь — справедливо? Разве лучше служить тем, кто за века не принёс человечеству никакого толка? Разве не хочет она стать правой рукой властителя мира?
Рита уговаривает себя, что да. В моменты сомнений. Что это — прекрасная идея. Что нет ничего лучше, чем служить ему.
А по ночам то и дело плачет. И зовёт Тёму.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ
— имеет только 9 классов русской школы, до американской так и не добралась;
— любит ворон и кошек, считает их самыми умными животными;
— иногда курит и пьёт… только не говорите об этом Тёме;
— страдает (наслаждается?) ночными кошмарами;
— на самом деле хорошая.

связь с вами

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

планы на игру
Служить Хастуру, тайно ждать Тёму, устраивать мозговыносяшки

Пример поста

— Я всё-таки не понимаю, Эмери.
Ленивый взгляд из-под прикрытых ресниц. Она смотрит в его лицо, как будто надеется увидеть что-то новое, но там всё так же, как и всегда. Нос горбатый. Бегающие глаза, которые покраснели от вечных нервов. Тщательно уложенные волосы. В Тинтагеле, из всех мест. Он надеется устроить здесь фотосессию? Или встретиться со случайным папарацци? Он вздыхает, бродит  туда-сюда, падает в кресло напротив. Девушка остаётся всё так же лежать на диване, не видя смысла пошевелить хоть пальцем.
Да и языком, если честно, тоже.
— Не понимаю, ну… — вынужденно продолжает Дан, прорядив волосы слегка потряхивающимися пальцами, — Что мы тут делаем. Зачем мы здесь. Ты… ты можешь…
— В тебе умер философ, — всё. Ей скучно. Ренске поворачивается, ложится на спину, разглядывая обшарпанный потолок. По меркам её опекуна этот двухэтажный домик из Airbnb, это местечко можно описать лаконичным словом. Дыра. Здесь можно было притвориться творческой личностью и глубоко удариться в живопись, но все свои запасы вдохновения деревенской эстетикой Дан исчерпал уже пару месяцев назад. Он мается целыми днями. Ему нечего тут делать.
И это её смешит.

Ей бы его проблемы. Она думала так пару раз, а потом отговаривала себя сразу же. Быть таким как этот несчастный парень не хотелось совсем. Даже ради тишины в голове. Или в сердце.

— Мы здесь потому, что мне это нужно. Тебе платят за то, чтобы делать то, что мне нужно. Если тебе не нравится это, то можешь уйти.
— Но… мистер Мас…
Он замолкает. Понимает бессмысленность этого аргумента, даже не договорив. Или даже разговора в целом. Выходит в свою спальню, почти хлопнув дверью. Когда-нибудь ей удастся довести его до истерики или чего-нибудь такого. Сегодня не тот день.

Сегодня.
Это слово теряет смысл тоже. Для неё время сменяется едва ли заметно. Ей неважно во сколько ложиться. Или есть. Выходить. Или оставаться. Постепенно смена времён года стала такой же незаметной, как и смена дня и ночи. Мас поняла, что зима приближается, только лишь промокнув в десятый раз на неделе до нитки. Пришлось купить куртку и зонт. Как будто это имеет значение.
Дан и не подозревает, сколько раз она сама спрашивала у себя это «зачем». Сколько раз проводила в своей голове эту беседу. Сколько раз утыкалась она в глухую стену.
В этих местах она чувствует себя хорошо. Не всё время. Не всегда. Моментами, когда на неё находит. Когда по улочке проносится запах пекарни, от которой осталась только памятная вывеска. Когда слышится смех тех, кто лежал уже сотни лет в безымянных могилах. Ностальгия. Глупое чувство. Она находит в нём столько же успокоения, сколько и грусти. Травящей. Гадкой.

Зачем?
Моргана не обманывается. Времена, которые были — не вернуть. Они прошли. И те, кто в них остался, тоже. Ушли. Ей нужно было теперь просто устроиться, как-то. Сделать с собой. Что-то. Но она позволила себе задержаться там, где когда-то была переправа водная к родным землям, маленькая слабость. И теперь не могла себя остановить от посещения одной памятной точки к другой. Это был диалог. Но уже не внутри головы, юность которой порой ощущалась неловкой клеткой. Это как если бы она читала книгу. Одностороннее общение. С давно забытыми авторами. Места говорили ей, что с ними приключилось. Не всегда связно, порой клочками, но это было хоть что-то. Это был глоток воздуха. В мире, где поговорить ей было решительно не с кем.

— Я ушла гулять.
На улице прохладно, но Эмери не захотела надевать куртки. Просто серая толстовка, просто джинсы с ботами и невзрачный рюкзак. Дан пытался ей говорить что-то про выбор гардероба, но, как и со всеми прочими вещами, ему не удавалось как-либо на неё повлиять. Она втыкает в уши наушники. В своих прогулках Ренске предпочитает слышать что угодно кроме того, что происходило вокруг. Если только не уходит достаточно далеко, чтобы не слышать машин и перекрикиваний бабок из окон.

В горле пересохло. Она как раз обнаруживает себя напротив маленькой кофейни, но заходить туда не находит в себе желания. Лучше уж магазины. В стиле жизни, который Моргана выбрала для себя на этот период, есть прекрасная особенность. Никуда не нужно торопиться. Она почти даже наслаждается прогулкой между стеллажей, от одной выставки к другой. Несколько раз к ней пытается подойти продавец, но игнорирование со второго раза всё-таки даёт нужный эффект. Она тут была просто так. Выбрать между каким-нибудь «святым источником» и «хорошей водой».
Она старается не думать о названиях. Но в месте, где на каждом углу сувенирная лавка, а туристы единственные, кто держит деревушку наплаву, это не так-то просто.
«Он бы разнёс здесь всё, если бы увидел благодарных потомков и то, как они используют его имя».
Ренске ухмыляется зелёному человеку на банке с горохом.
Тот с сомнениями улыбается в ответ.